Будущий танк G.1

Автор(ы): Стефан Феррар (перевод Деметрий Б.)

Источник: ВИФ2 NE

Часть 1 — 1935-1938. Начало: 20-тонный танк

Прим. переводчика: при чтении текста следует иметь в виду, что французские государственные предприятия по производству бронетехники имели сокращенное название из трех букв (AMX, ARL, APX и т.п). Первая буква — всегда «А» от «Atelier» (означает «казенный завод», но я предпочитаю, для краткости — «арсенал»). Вторая и третья — первая и последняя буквы сокращенного названия местоположения предприятия (RL — Rueil — Рюэль, PX — Puteaux — Пюто, MX — Moulineux (Issy-les-Moulineux) — Мулино (Исси-ле-Мулино), BS — Bourges — Бурж). В обиходе сокращенный индекс заменялся сокращенным названием по местоположению (Рюэль, Пюто, Мулино, Бурж).

Среди проектов танков, изучавшихся во Франции в период 1935—1940 гг., достойное место занимает танк G.1. Этот 30-тонный танк обладал техническими характеристиками, близкими к Т-34, за исключением простоты, поскольку он включал в себя ряд технических решений, реализованных лишь много лет спустя.

Этот проект, который должен был обрести плоть в сентябре 1940 в виде прототипа «Рено», примечателен эволюцией идей, касавшихся французской политики в области бронетехники в годы, предшествовавшие Второй мировой войне.

У истоков: танк для мпд

4 июля 1930 г., по предложению верховного военного совета, вице-президентом которого был маршал Петэн, министр Андрэ Мажино подписал программу создания и оснащения крупных моторизованных и механизированных подразделений. Она предусматривала:

• создание легкой механизированной дивизии (лмд) на базе одной из пяти кавалерийских дивизий;
• моторизацию одной бригады в каждой из четырех остающихся кавдивизий;
• моторизацию пяти пехотных дивизий (пд).

Данный план вписывался в рамки общей пятилетней программы сухопутной армии (с 1930 по 1934) и обеспечивался 5,4 млрд. франков. Ввиду бюджетных проблем 1932—1935 гг., он был исполнен лишь частично.

По идее начальника генштаба генерала Вейгана, который был инициатором программы, мпд являлись крупными подразделениями, стратегические перемещения которых осуществлялись автотранспортом, а не по железной дороге. Будучи способными осуществлять дневные марши по 200 км, они представляли собой исключительно мобильный инструмент. Они позволяли как быстро и далеко продвинуть «королеву поля боя», так и оперативно создать заслон прорыву врага. Для того, чтобы мпд сохраняли подобную мобильность и в бою, они должны были сопровождаться танками, способными обеспечить их безопасность и обладающими достаточной огневой мощью. Однако в первой половине 30-х годов существующие средние пехотные танки не отвечали данным требованиям:

• танк В.1, находившийся в разработке уже много лет, не был способным осуществлять дневные марши в 200 км со скоростью 20 км/ч (реально — 100 км в день на 12,5 км/ч и за 8 часов). С другой стороны, он имел большую массу (28 тонн), дорого стоил и, как было установлено с начала его выпуска в 1934 г., сложен для крупносерийного производства.
• танк D.2, находившийся на испытаниях, имел еще меньшую скорость, чем танк В.1, и запас хода, не превышающий 100 км; кроме того, он страдал рядом недостатков, особенно в области ходовой части.

Единственным танком, который мог соответствовать требованиям, был кавалерийский «Сомюа», находившийся в 1935 на испытаниях. Имея запас хода в 280 км, среднюю скорость движения по дороге в 30 км/ч и вооружение из 47-мм пушки в башне, машина была не лишена привлекательных черт. Однако пехота, после изучения прототипа, отметила, что он обладает «недостаточным запасом прочности механических частей, а его ходовая часть, спроектированная для высоких скоростей, недостаточно приспособлена для передвижения по пересеченной местности».

Пехота решила, что «Сомюа» — «интересный инструмент для дальнейших исследований», однако «его немедленное крупносерийное производство в интересах пехоты представляло бы ошибку». К этому добавлялась неприязнь пехотного начальства в отношении компании «Сомюа», которая «никогда не производила танков» (именно так!) [на деле «Сомюа», являясь филиалом «Шнейдера», участвовала во всех программах производства легких танков, начиная с FT (здесь и далее — примечания главредактора Ф.Вовийе — перев.)], а также подсознательное отторжение пехотой всего, связанного с навозом и лайковыми перчатками.

В отношении своей собственной модели того же весового класса, D.2 от «Рено», пехота не имела негативного мнения, хотя танк и был фактически неспособен обеспечивать «автомобильную маневренность»: «надежная механическая конструкция, удовлетворительные скорость и бронирование, хорошие ходовые качества на пересеченной местности — можно заключить, что D.2 более близок к цели. Хотя экипажи сообщили о некоторых недостатках машины, которые, впрочем, всегда возникают после нескольких сотен часов эксплуатации, танк в целом годен».

Эта позиция увязывалась с переговорами о разоружении в Женеве, на которых планировалось ограничить максимальную массу танков 20 тоннами.

Однако механические недостатки танка D.2, совместно с усилиями лоббистов танка В, обрекли его. В период с 1935 по 1936 гг. пехота принесла его в жертву во имя нового среднего пехотного танка совершенно новой концепции, хоть и инспирированной кавалерийским «Сомюа», «интересным инструментом для дальнейших исследований».

20-тонный танк

16 декабря 1935 г. пехота распространила предварительный запрос на разработку среднего пехотного танка массой 20 тонн. Этот запрос конкретизировал характеристики будущей машины, способной передвигаться совместно с колоннами мотопехоты со скоростью марша в 20 км/ч. Как мы можем констатировать, они очень близки к характеристикам «Сомюа»:

	20-тонный танк	Танк «Сомюа»
Масса, т	20	19,5
Скорость, км/ч
средняя по дороге	20	30
максимальная по дороге	50	45
Запас хода, км	400	280
Препятствия
ров, м	2	2,35
склон, град	45	65 (?)
вертикальная стенка, м	0,8	0,5
глубина брода, м	1,2	1
Вооружение	47-мм пушка SA 35 и пулемет в башне
Боекомплект	100 снарядов
Бронирование, мм	40	40
Защита от ОВ	да	нет
Средства связи	радиотелеграф	радиотелефон

Хотя Франция весной 1934 г. и сняла угрозу международного ограничения максимальной массы танков [покинув 17 апреля 1934 г. Женевскую конференцию по разоружению ввиду выхода из нее Германии], пехотное начальство продолжало настаивать на 20 тоннах по чисто операционным причинам, касавшимся исключительно возможности перемещения по автомобильным и железным дорогам, а также пересечения водных преград [по этой же причине немцы ограничили массой 20 тонн свой основной танк Pz III и танк поддержки Pz IV]. Вот конкретные доводы:

1. танк массой менее 20 тонн может использовать 9/10 существующих мостов;
2. при превышении 20 тонн данный показатель падает до 50%;
3. танк менее 20 тонн может использовать армейские понтонные мосты;
4. танк тяжелее 20 тонн требует использования усиленных понтонов из генерального резерва;
5. танк менее 20 тонн может перевозиться на платформах (имеется более тысячи штук);
6. танк более 20 тонн требует использования тяжелых транспортеров, которых имеется всего 200 штук.

Выраженная в то время потребность составляла 250 танков массой 20 тонн, которыми планировалось оснастить 5 батальонов по 45 машин плюс запасные танки. Это соответствует 5 мпд, предусмотренных в 1930 г. [в дальнейшем их требуемое количество довели до 10, однако реально были сформированы 7], и соответствует желанию генерала Гамелена «придать в будущем по батальону танков каждой дивизии». Тем более, что новый начальник генштаба генерал Гамелен не верил в кавалерийские лмд и был уверен, что наиболее приспособленными к войне в укрепрайонах являются мпд, которые и будут играть решающую роль в сражении, в то время как лмд будут вести маневренный бой лишь в ходе предварительного развертывания сил на бельгийских равнинах. Для решающего наступления генерал Гамелен предназначал танковые дивизии, оснащенные мощными танками В.1bis, как предполагалось в то время — две дивизии по шесть батальонов в каждой (итого 12 батальонов танков B.1bis).

В 1936 г., ситуация с боевыми танками для пехоты казалась зафиксированной:

• танки B.1bis (32 тонны) для танковых дивизий;
• средний пехотный танк (20 тонн) для обеспечения мотопехотных дивизий;
• легкий пехотный танк (10-12 тонн) для сопровождения стандартных пехотных дивизий.

Данная организация имела обратный пирамидальный аспект. В обороне, легкие танки принимали на себя первый удар. Вскоре, им приходили на помощь средние танки мпд, призванные поставить заслон прорвавшемуся врагу. Наконец, чтобы заткнуть брешь в нашей обороне, танки В шли в контратаку, выдавливая противника на исходные позиции.

В наступлении, наоборот, танки В открывали дорогу, сопровождаемые во втором эшелоне средними танками, за которыми, в свою очередь, шли легкие танки с пехотой. В случае прорыва вражеского фронта преследование велось средними танками и моторизованной пехотой, составляющими совместно тактические мобильные группы.

В техническом плане, все было определено:

• объект (очень) долгих исследований, танк B.1bis перестал быть заложником Женевской конференции и начал поступать в войска. Единственным недостатком этого «великолепного» средства было крупносерийное производство, оказавшееся проблематичным и дорогостоящим (прим. перев.: тем более, что французы, стремясь создать рассредоточенную сеть центров производства этих машин, несколько перестарались. Плюс, они объединили в данной программе фирмы, откровенно ненавидевшие друг друга, так что, например, проблема со злонамеренными недопоставками фирмой «Рено» отдельных важных узлов для своей «неблагодарной дочки» АМХ так и не была решена да и, пожалуй, не могла быть решена без мер репрессивного характера);
• средний пехотный танк («20-тонник», который на тот момент существовал только в виде неудовлетворительного D.2) технически готов к производству в близкой перспективе и может быть произведен современными методами крупной серией;
• легкий танк, настоящий «бронированный пехотинец», может быть построен «здесь и сейчас» очень большими сериями.

В течение 1936 г. эволюция идей в отношении 20-тонного танка привела к появлению формулы с 75-мм гаубицей в казематной установке и увеличению бронирования с 40 до 60 мм. Это — повторение общей концепции танка В, но с новыми методами производства (литая либо сварная ламинарная броня) вместо старых (крепление экранированных листов брони заклепками либо болтами на уголках), примененных для танка В и вызвавших рост массы на 2 тонны.

Переориентация проекта 20-тонного танка — первоначально танка D.2 со скоростью «Сомюа» — на машину по формуле танка В со скоростью «Сомюа» объяснялась эволюцией идей в ходе 1936 г.

Деньги — еще не все…

В начале 1936 г. приходилось признать, что единственным готовым танком, способным вести бой в укрепрайоне, является В.1, разрабатывавшийся с начала 20-х годов. «Лебединая песня» генерала Этьенна, великого предвестника танковой армии, скончавшегося в том же году.

Однако, хотя танк В.1 и, тем более, будущий B.1bis являлся «великолепным» средством в том, что касается его применения, он сталкивался с проблемами своей сложности и производства. Жертва затянувшейся разработки, танк В, за отсутствием серийного производства, стал настоящей лабораторией высоких танковых технологий. В течение нескольких лет машину доводили до совершенства, особо не задумываясь о его массовом производстве.

Данная ситуация касалась не только танка В. На деле, субсидии, направленные на производство новых вооружений (часть 3 военного бюджета), были определенно меньше функциональных расходов, в которые входили «исследования и разработка». В результате, инженеры могли заниматься улучшениями своих детищ без остановки, особо не задумываясь об их передаче в производство. В момент истины, приговор данной практике будет однозначным.

Программа вооружений 1936 года, или «14-миллиардная», определяет потребности в танках B.1 и B.1bis в 12 батальонов, финансируя их производство на 1937—1940 гг. Ей были установлены темпы производства в 3 батальона в год, то есть в сотню танков. Однако промышленность не способна выдать более 35 штук в год (темпы производства 1937 и 1938 гг.). Это уже — наконец! — не вопрос денег, однако чисто промышленная проблема, связанная со сложностью модели.

Если надо придерживаться программы и достичь установленных целей, нельзя держаться за один только танк В, нужен другой танк. В этой связи, почему бы не привлечь программу 20-тонного танка, все еще в фазе аван-проектов, потребовав от промышленности 75-мм пушки в каземате и защиты в 60 мм (как у B.1bis)?

1-е управление (пехота) отметило в циркулярном письме, что батальон из 35 танков В.1bis стоит 65 млн. франков (на 1936 г.), в то время как батальон из 50 танков 20-тонного класса обойдется не более чем в 25 млн. франков [речь идет об общем количестве танков, в резерве каждого батальона остаются 1-2 танка В.1 или 5 средних танков]. Кроме того, пехотное начальство подтвердило, что будущий танк должен быть:

• менее тяжелым, чем В.1;
• менее дорогим;
• позволять ремонт силами личного состава;
• быть пригодным к быстрому развертыванию крупносерийного производства;
• если возможно, более быстрым, по крайней мере, на дороге, чем В.1.

Однако если пехотное начальство одобрило массу в 25 тонн, оно не изменило другие требования, относившиеся к 20-тонному танку, что вызвало у конструкторов массу проблем, в особенности, в части двигательной установки.

Игра в поддавки

Для промышленности, участвующей или собирающейся участвовать в программе, данные модификации создали практически неразрешимую проблему: как создать танк, так же хорошо бронированный и вооруженный, как и В.1bis, однако с массой в 20 тонн вместо 32?

Проблема была тем более сложной, поскольку в рамках требований конца 1935 года конструкторы разрабатывали шасси массой около 18 тонн, чтобы остаться в пределах 20 тонн после установки башни АРХ 4 массой около 2 тонн. Добавьте 75-мм в каземате — получите добавочные 2 тонны (1 — на пушку с установкой и 1 — на боекомплект и дополнительного члена экипажа). Увеличение толщины брони тянет чуть более чем на 2 тонны, и в итоге танк потяжелел до 25 тонн.

Такое увеличение массы влечет за собой увеличение мощности двигателя, поскольку чтобы уложиться в рамки программной энерговооруженности — 10 л.с. на тонну, надо перейти от 200 л.с. к 250/280 л.с. Увеличение массы также влечет увеличение нагрузок на подвеску, изначально рассчитанную на 20-23 тонны.

В результате, когда комиссия по 20-тонному танку рассмотрела 20 февраля 1937 г. аванпроекты 7 участников, откликнувшимися на конкурсный запрос 1936 г., 20 тонн являются лишь воспоминанием. Каждый проект достиг 23-25 тонн, имея хронические проблемы в ходовой и моторной частях.

Аванпроекты

20-тонный танк Понятовского/SEAM

В то время как в начале 1937 г. ни один другой разработчик не продвинулся дальше стадии аванпроекта, SEAM («Компания по исследованиям и прикладным применениям в области механики») сразу представила прототип, изготовленный на собственные средства.

Спроектированная исходя из требований конца 1935 г., машина несла массовый макет башни АРХ 4 с 47-мм пушкой. Принимая во внимание развитие идей, SEAM представила комиссии чертежи для монтажа в корпусе 75-мм пушки обр. 1935 г., аналогичной применявшейся на танке В.1.

Особенностью танка SEAM являлось использование электрической трансмиссии, которая позволяла применять двигатель меньшей мощности, достигая при этом удовлетворительных результатов. Электрическая трансмиссия также обеспечивала комфортное и легкое управление движением благодаря приемистости и точности подачи мощности на вираже. Эти качества привлекли большое внимание комиссии, отметившей, тем не менее, прирост массы танка в связи с установкой электрической трансмиссии на 1,5 тонны по сравнению с механической. В ходе презентации, осуществленной перед комиссией по испытаниям автомобильного оборудования в Венсенне, SEAM сообщила, что, в числе прочих, на прототипе будут сделаны следующие изменения:

• увеличение ширины гусеницы;
• модификация подвески с целью ее смягчения;
• увеличение длины машины в кормовой части;
• использование рубки механика-водителя от танка В.1;
• перенос противопожарной перегородки на 95 мм назад, чтобы вместить в боевое отделение 75-мм пушку в казематной установке.

На ходовой демонстрации танк SEAM, оснащенный временной моторной установкой [120-сильный 6-цилиндровый «Испано-Сюиза»], еле развил скорость в 14 км/ч на дороге вместо минимальных заявленных 40 км/ч. Впрочем, разработчик предусматривал установку более мощного двигателя, 280-сильного V12 «Испано-Сюиза», тем более, что принц Понятовский был одним из основных акционеров (30%) известного производителя двигателей.

Вышеуказанные изменения, а также установка окончательного двигателя, как ожидалось, должны были быть завершены к 1 мая 1937 г.

Разумеется, в своем итоговом заключении комиссия отметила, что «не может выдать положительное заключение по поводу прототипа. Тем не менее, он уже представляет достаточный интерес, чтобы потребовать от разработчика закончить доводку прототипа и передать его, как только это станет возможным, на полноценные испытания. В итоге, комиссия предлагает включить танк SEAM с 75-мм пушкой в корпусе в программу». Чего комиссия не сказала, так это того, что, пойдя на риск создания прототипа на свои средства, SEAM обеспечила себе значительное преимущество в отношении конкурентов, которые не вышли из фазы чертежной доски. Это преимущество могло оказаться особенно удачным, если бы модифицированный прототип удовлетворил бы комиссию, поскольку в этом случае серийное производство могло быть запущено в 1938—1939 гг. Танк Понятовского мог быть решением проблемы.

20-тонный танк «Лоррэн»

Взявшись за аванпроект производителя двигателей и автомобилей «Лоррэн», комиссия сразу отметила, что компания никогда не создавала танков. Поэтому аванпроект судили строго:

«Масса (22,5 тонн) занижена. В сравнении с „Сомюа“, оснащенным 75-мм пушкой в каземате, данный танк имеет такую же высоту и ширину, длину, большую на 0,9 м, сравнимую толщину брони и меньший вес („Сомюа“ — минимум 23,3 тонны). В связи с этим, танк должен весить по меньшей мере 24 тонны, так что его двигатель мощностью 230 л.с. недостаточен. Толщины брони указаны недостаточно точно, упоминание „базовая толщина в 60 мм“ слишком общее».

Комиссия признала, что данная ситуация напрямую связана с изменениями, внесенными ей в первоначальную программу.

Тем не менее, «Лоррэн» в целом не смогла соответствовать измененной программе, установив в каземате не 75-мм, а 47-мм пушку SA 35, которая не имела никакого смысла, поскольку другая такая же пушка уже имелась в башне. Конечно, возможность установки 47-мм пушки в каземате фигурирует в программных требованиях, однако в силу конструктивных особенностей корпуса танка (имевшего примечательно низкий профиль), заряжающий орудия не имел даже места для сидения и должен был передвигаться на корточках.

Совокупный боекомплект обоих орудий составлял 100 патронов. Это всего половина минимально необходимого, поскольку программа требовала 100 патронов на каждое орудие.

Гусеница типа «Карден-Лойд», аналогичная примененной на бронемашине снабжения, предложенной «Лоррэн», критиковалась точно так же, как и для проекта «Фуга», выбравшего тот же тип гусеницы. Фактически, для программы 20-тонного танка «Лоррэн» просто переработала свой проект легкого 9-тонного танка, предложенного в рамках конкурса 1933 г. [результатом которого стало принятие на вооружение танков R 35, H 35 и FCM 36].

С другой стороны, комиссия с удовлетворением отметила, что боевое отделение достаточно просторное благодаря длине танка. «Его длина, превосходящая таковую у всех остальных предложенных проектов, должна облегчить преодоление значительных неровностей».

Последний пункт окажется важным, когда программа эволюционирует к 75-мм пушке в башне, а «Лоррэн» перейдет от 230-сильной «Испано-Сюизы» к 450-сильному дизелю «Панар» от автомотрисы.

Другой положительный момент — «Лоррэн», которая представила свой аванпроект с трансмиссией типа «Кливленд», подтвердила, что она будет заменена сдвоенной коробкой передач системы «Коталь» (с заблаговременным включением передач), установленной непосредственно на оси ведущих колес. Следует отметить, что комиссия явно не любила трансмиссию системы «Кливленд», как мы это увидим в детальном представлении одного из следующих кандидатов…

Часть 1 – 1935-1938. Продолжение: Красотка «Рено» и прочие 20-тонные

В прошлом номере мы изучили условия появления программы 20-тонного танка в 1935-36 гг. и два аван-проекта. Сейчас мы обратимся к остальным пяти конкурентам, таким, какими они заявлялись в начале 1937 г.

Как мы уже упоминали, когда комиссия по «20-тонному танку» рассматривала 20 февраля 1937 г. аван-проекты семи конструкторских бюро, ответивших на запрос 1936 года, установленное ограничение массы было лишь воспоминанием. Каждый из проектов достиг 23-25 тонн с, в результате, хроническим недостатком мощности двигателя.

Танк 20 тонн Рено

Великий производитель автомобилей, уважаемый разработчик танков не мог остаться за рамками подобной программы. Тем более, что будущий танк с одной стороны, должен был подвести черту под существованием танка D.2, а с другой, поставить под угрозу танк В, в производстве которого Рено имел крупную долю. Не присутствовать, и уж тем более не быть выбранным в программе 20-тонного танка – для Рено это означало бы низведение до уровня производителя легких танков типа R 35, при том, что могущественная компания потеряла контроль над производством последнего после национализации в 1936 г. ее предприятия в Исси-ле-Мулино, ставшего казенным заводом АМХ.

Фактически, ход событий был таким, что перед Рено стояла опасность, ни более не менее, сокращения либо полного прекращения его танковой активности, так что компания из Бийянкура оказалась бы в жалкой роли поставщика отдельных узлов сторонним производителям.

Следует отметить, что в эти времена марка Рено уже миновала зенит своей славы в том, что касалось танков. Кавалерия предпочла Сомюа после неудачи машин Рено типа YR и ACG 1 (прим.перев.: объяснявшейся не техническими причинами а, в первую очередь, организационными: Рено совершенно безобразно отнесся к своим контрактным обязательствам, срывая установленные им же сроки и не выполняя обязательства по устранению отмеченных дефектов). Легкий танк R 35, принятый на вооружение под давлением обстоятельств (прим.перев.: а конкретно – необходимостью срочного ответа на ремилитаризацию Германии), не удовлетворял пехоту, которая предпочитала, и справедливо, FCM 36 (прим.перев.: имея более совершенную и современную по всем параметрам конструкцию, FCM превосходил конкурента и по ходовым качествам, и по результатам испытаний обстрелом).

Таким образом, для Рено программа 20-тонного танка была шансом обновить позолоту, осыпавшуюся с его образа, и вернуться в первые ряды конструкторов танков. Поэтому компания решила пойти ва-банк, предложив аван-проект, который дестабилизировал бы конкурс и поставил бы палки в колеса наиболее опасному конкуренту, дуэту Понятовского и SEAM, ненавистному для Луи Рено.

Чтобы достичь своих целей, Рено ударил там, где этого никто не ждал. Рискуя оказаться вне программы, компания предложила машину не с двойным вооружением, а с единственным 75-мм орудием в башне. Инициатива была тем более опасной, поскольку вооружение танков оставалось прерогативой госкомпаний, типа Буржского ABS (или ETBS) в том, что касалось орудий, а также АРХ (Пюто) или ARL (Рюэль) в том, что касалось башен.

Однако принятый Рено риск стоил того, потому что при рассмотрении его аван-проекта комиссия, литературно говоря, остолбенела:

«Проект оригинален в размещении вооружения; основное орудие (пушка 75 или 47 мм) установлено на лафете, ось вращения которого совпадает с таковой у башни. Качающаяся часть орудия вращается на шаровой опоре (псевдо-вертлюг) внутри башни. Пушка наводится по горизонтали электрическим приводом лафета; качающаяся часть передает движение башне, которая сбалансирована и сравнительно легка, поскольку не служит для установки орудия. Таким образом, масса вооружения не оказывает влияния на балансировку башни.

Представители 1-го Управления (пехота) полагают, что установка на отдельном лафете основного вооружения танка сама по себе представляет достаточный интерес, чтобы заказать прототип. … Они полагают, что в области вооружения танков следует всегда искать новые решения, которые могут работать лучше, чем старые. Они добавили, что пехота всегда ориентировалась на установку основного вооружения танка в башне. [выделено в оригинале. Это – камень в огород 4-го Управления (инженерных войск), последовательно продавливавшего установку основного орудия в корпусе, чтобы облегчить ведение огня по амбразурам долговременных укреплений (здесь и далее в квадратных скобках – примечания главредактора Ф.Вовийе)]

Комиссия полагает, что конструктору следует представить два взаимозаменяемых варианта вооружения, предусмотренных проектом: с 75-мм пушкой и 47-мм пушкой Шнейдера (нач.скор. 800 м/с).»

Удар был тем более серьезным, поскольку речь шла не о 75-мм гаубице танка В (17 калибров), а о казематной пушке Пюто (29 калибров), включая ее лафет, уже применявшейся в ряде проектов САУ. Такое вооружение придавало танку огневую мощь полевого орудия – впервые со времен 70-тонного танка FCM 2С. Кроме того, Рено предусмотрительно предложил два варианта вооружения – как с 75-мм орудием, эффективным против полевых укреплений, но считавшимся дорогим и избыточным против танков, так и с 47-мм противотанковой пушкой, более дешевой, но с минимальным фугасным воздействием. Инициатором данного предложения стал военный инженер Жозеф Рестани, прикомандированный к Рено и формально не являвшийся сотрудником компании [Рестани – известный персонаж во французском танкостроении. В июне 1940 он за несколько дней разработал и подготовил выпуск новой башни с 47-мм пушкой для бронеавтомобиля Панар-178 (AMD 35), а затем работал над БРДМ Панар с башней CDM (прим.перев.: имеется в виду нелегальное производство вишистами пушечных БРДМ, запрещенных положениями Компьеньского перемирия)].

Помимо вооружения, аван-проект Рено имел другой крайне новаторский элемент: индивидуальную торсионную подвеску, менее массивную, менее чувствительную к минам и более мягкую, чем классические подвески (прим.перев.: любопытно, что на имеющихся чертежах коробки корпуса танка Рено не имеется ни отверстий под валы подвески, ни самих торсионов. Может, подвеска Рено была сходна с подвеской типа Порше?). Комиссия была немногословна по этому поводу, ограничившись замечанием о высокой компактности и живучести примененной подвески.

В том, что касалось шасси и, в первую очередь, трансмиссии, комиссия, напротив, оказалась придирчива: «с точки зрения трансмиссии фирма Рено не продвинулась вперед, оставшись верной системе Кливленд, которая не имеет современных поворотных механизмов. Будет правильным потребовать от конструкторского бюро установить на машину, если это возможно, более современную и совершенную трансмиссию». В том случае, если это окажется невозможным, комиссия рекомендует «перенести коробку передач в корму машины для улучшения условий обитаемости боевого отделения. Тогда место радиста можно будет устроить в освободившемся пространстве слева от водителя».

Затем комиссия выразила заинтересованность системой сдвоенных гусениц, отметив ее недостатки: «комиссию не убедили доводы, что сдвоенные гусеницы, предложенные фирмой Рено, являются правильным решением; при развертывании производства данного танка будет уместно предусмотреть установку гусениц того же типа, что и на танке D 2, чтобы избежать задержек с серийным выпуском в случае неуспеха сдвоенных гусениц». Приписка на полях уточняет, что «гребни гусениц недостаточно высоки; система будет чувствительна к забиванию ходовой части грязью на мокром грунте при поворотах. Кроме того, имеющиеся грунтозацепы по типу танка FT будут разрушать покрытие асфальтированных дорог».

Далее следуют мелкие замечания, призванные скрыть общее ошеломление комиссии в связи с вооружением танка: «передние колеса должны быть максимально подняты вверх, чтобы улучшить способность танка преодолевать вертикальные препятствия. Следует также убедиться, что запас хода машины будет соответствовать требованиям программы. Преодолеваемая ширина рва недостаточна (2,25 м вместо 2,5)».

Разумеется, как и ожидалось, комиссия уточнила, что «масса, заявленная фирмой Рено, занижена. Полагаем, что данный танк достигнет 25 тонн».

Однако в заключении: «за исключением замечаний, выраженных выше, и принимая во внимание значительный интерес, который представляет установка вооружения, комиссия полагает, что фирме Рено следует поручить постройку прототипа 20-тонного танка. Деревянный макет внутренней компоновки должен быть представлен компетентным техническим службам в ближайшее возможное время».

20-тонный танк BDR (Боде-Донон-Руссель)

В том, что касается проекта от данной компании, специализировавшейся на строительстве тягачей, комиссия в первую очередь остановилась на внутренних объемах танка: «боевое отделение просторное, поскольку ширина танка (2,8 м) позволяет разместить 75-мм пушку по продольной оси машины и двух членов экипажа (водителя и радиста) – по обе стороны от нее. Кроме того, данный танк – самый большой из рассмотренных комиссией».

Вместе с тем, подобная компоновка делала рабочее место командира танка непригодным для использования при ведении огня. Дело в том, что оно располагалось в башне, тоже установленной на продольной оси танка и, соответственно, 75-мм пушки. Из-за этого ноги командира находились за казенником пушки и точно на траектории выброса гильз. Командир танка сильно рисковал своими пятками при каждом выстреле.

В связи с этим было предложено сместить башню влево, как и на машине Сомюа, страдавшей тем же просчетом компоновки.

Комиссия также отметила, что «полная высота танка, 2,85 м, превосходит таковую у всех остальных проектов … поскольку башня была поднята повыше, чтобы избежать появления мертвых зон у ее вооружения».

Дальше речь заходит об авиационном бензиновом двигателе типа Потез с оппозитным горизонтальным расположением 12 цилиндров и воздушным охлаждением. Данная новинка, позднее нашедшая свое место на БРМД EBR, на тот момент только вышла в свет: «воздушное охлаждение двигателя, тяговых электромоторов и вентиляция боевого отделения обеспечиваются двумя нагнетателями; два вентилятора на выхлоп обеспечивают удаление нагретого воздуха в атмосферу». Хотя «отсутствие радиаторов влечет за собой отсутствие уязвимых внешних решеток», комиссия отметила «необходимость безусловно предусмотреть бронированный колпак выпускного воздушного коллектора». Двигатель мощностью 320 л.с. обеспечивал танку BDR массой в 28,5 т соотношение мощность/масса в 11,2 л.с./т, что на 10% больше, чем требовалось программой.

Как и танк Понятовского/SEAM, машина BDR была оснащена электрической трансмиссией. Она «характеризуется простотой и оригинальностью конструкции … в ней отсутствует возбудитель; применен генератор с параллельными цепями … Электромоторы – серийные; каждая гусеница приводится в движение своим индивидуальным мотором через двухступенчатый редуктор».

Данная трансмиссия весила лишь на 1000 кг больше, чем механическая и «хорошо функционирует при маневрировании, не вызывая излишней усталости экипажа и матчасти».

Комиссия также отметила важный момент: «катки установлены на подшипники с коническими роликами системы Тимкем в герметичной масляной ванне; им не может быть причинен ущерб погружением в воду, они не требуют дополнительной смазки». Далее подчеркнуто: «Конструкторское бюро сообщило, что танк BDR не требует никакой периодической смазки ходовой части». Для того времени это был заметный технический прорыв, поскольку танки требовали тщательного регулярного обслуживания, включая обильную смазку. [В ходе боев мая-июня 1940 ряд машин был потерян из-за поломок ходовой части, возникших от отсутствия времени на обслуживание машины (прим.перев.: у того же танка В.1 в ходовой было 8 блоков по 16 и 2 – по 2 индивидуальные масленки)]

Далее в докладе имеется загадочный и довольно любопытный пассаж: «при условии обеспечения герметичности ряда узлов и башни АРХ 4, разработчик полагает, что танк сможет преодолеть довольно глубокие водные препятствия, управляясь по проводам». Имеется ли в виду, что танк BDR имел дистанционное управление? В любом случае, это – элегантное решение, позволяющее обойти ограничения, налагаемые грузоподъемностью мостов, а также удовлетворить требования инженерных войск о надувных понтонах, просто убрав необходимость в них.

Перед лицом такого количества инноваций, комиссия предложила: «танк BDR, вооружение которого достаточно мощное, а решения в области обитаемости, моторной группы, трансмиссии и обслуживания являются исключительно интересными и новыми, может быть заказан. Предлагается классифицировать его, как ведущего в третьей группе» (доклад от 20 февраля 1937). Этот доклад помещал в третью группу также проекты Лоррэн и Фуга. Во вторую группу входили Сомюа, FCM и Рено, а в первой находился лишь танк Понятовского/SEAM.

Однако этот энтузиазм несколько охлаждается рукописной заметкой на полях с неразборчивой подписью, которая отмечает, что электрическая трансмиссия системы Гебус-Руссен хоть и представляет собой ряд преимуществ, но базируется на немецких патентах, так же как и способ клейки (система Пендэластик) каучуковых подушек на беговую дорожку траков. [по мнению разработчика, такая схема была более надежна и долговечна, чем резиновые бандажи на катках]

Данный аноним заключил, что танк Понятовского/SEAM превосходит проект BDR в области массы, габаритов и трансмиссии, уступая лишь в ходовой части.

20-тонный танк Батиньоль

Проект компании, строившей локомотивы, так и не был передан комиссии, которая оставила его в списке лишь для справки.

20-тонный танк Сомюа

Сомюа, которая в какое-то время надеялась на принятие на вооружение пехотой ее кавалерийского танка и была отвергнута по причине неудовлетворительности ходовой части, не потеряла надежду и представила аван-проект. В нем использовалась модернизированная ходовая часть, которая найдет позднее свое применение на Сомюа S 40 и SAu 40. Чтобы приспособиться к новым требованиям проекта, Сомюа разместила 75-мм пушку в корпусе и увеличила толщину брони. Эти модификации повлекли за собой увеличение размеров танка и, соответственно, его массы, при том, что двигатель остался прежним. Комиссия не преминула отметить слабость двигательной установки и высказала следующее мнение:

«Прототип (на деле, бумажный аван-проект) разработан на базе кавалерийского танка, от которого не отличается ничем, кроме толщин брони, размерами, внутренней компоновкой и коробкой передач. Бензиновый мотор остался тем же.

Толщины брони в целом меньше оптимальных, но приемлемы, за исключением днища и крыши. Кроме того, предусмотрена установка башни арсенала Рюэль [тип ARL 2C, применялся также на S 40] вместо обычной с толщиной брони 50 мм [APX 1-CE от S 35]. С точки зрения основного вооружения, принят вариант с 75-мм пушкой в корпусе.

Рабочее место радиста сбоку от 75-мм пушки слишком стеснено. Необходимо увеличить ширину корпуса в среднем на 10 см, чтобы улучшить обитаемость. Масса машины от такого мероприятия увеличится приблизительно на 400 кг. Таким образом, масса рассматриваемого танка достигнет 25 тонн. Информационная справка от Сомюа дает уточненные данные по ходовым характеристикам 25-тонного танка, полученные путем пересчета характеристик кавалерийского танка. При использовании 200-сильного двигателя разработчик заявляет максимальную скорость в 41,5 км/ч даже на склонах в 10-12 мм на метр и среднюю скорость 25/28 км/ч.

Эти данные следует воспринимать с осторожностью; они могут быть при необходимости проверены комиссией в Венсенне путем испытаний догруженного до 25 тонн кавалерийского танка.

Трансмиссия танка аналогична применяемой на B.1bis [механическая коробка передач и гидромеханическое поворотное устройство системы Нэдера] и, соответственно, прогрессивна и полностью отвечает требованиям программы. С этой точки зрения, а также принимая во внимание мощное вооружение, проект танка представляет реальный интерес. Сомюа, судя по всему, будет способна в кратчайшие сроки построить прототип, ряд узлов которого уже находятся в опытном производстве. Вместе с тем, предложенный двигатель не обеспечивает требуемый программой уровень тяговооруженности, так что следует предложить Сомюа заменить свой 200-сильный двигатель по меньшей мере 300-сильным. С этими оговорками, комиссия полагает, что проект Сомюа может быть принят на рассмотрение». В прилагавшейся справке комиссия отметила, что «согласно данным разработчика, существующий двигатель может быть форсирован до 230 л.с. путем доработки его впускного тракта и применения авиационного бензина; однако тогда ему будет не хватать гибкости на низких оборотах. Рассматривавшийся 200-сильный двигатель был разработан Сомюа и Жанвье-Сабен специально для кавалерийского танка».

Тем не менее, Сомюа вполне хотела остаться в программе и представила в мае того же года доработанный с учетом февральских пожеланий комиссии аван-проект. 12 мая 1937 комиссия констатировала, что проект Сомюа отличается от предыдущего по следующим параметрам:

« - увеличение мощности двигателя на 50% (300 л.с. вместо 200 л.с); [речь идет о 280-сильной Испано-Сюиза V12]

- увеличение габаритов (максимальная ширина 2,5 м вместо 2,4 м; максимальная длина 5,8 м вместо 5,4); [длина увеличилась из-за замены двигателя V8 на V12]

- толщина брони увеличена до максимальных программных значений; [60 мм]

- общая масса оценивается в 28,4 т вместо 24 т;

- изменено размещение радиста и заряжающего».

И все равно у Сомюа не было шансов понравиться комиссии, поскольку «как и следовало ожидать, увеличение мощности двигателя, потребованное комиссией, заставило разработчика глубоко переработать первоначальный проект при том, что основные узлы (гусеницы, подвеска, поворотные механизмы, вооружение) остались прежними». Отмечалось, что «давление на грунт должно быть снижено, поскольку сейчас оно превышает требования программы». Действительно, Сомюа удлинила танк на 40 см и заметно увеличила его массу, не увеличив при этом несущую поверхность гусениц (3,6 кв.м вместо 3,5 кв.м). В связи с этим, давление на грунт увеличилось с 0,75 кг/кв.см до 0,79 кг/кв.см.

С другой стороны, в докладе не упомянуто, что Сомюа приподняла направляющее колесо, чтобы улучшить проходимость. Кроме того, увеличение ширины машины на 10 см позволило понизить центр тяжести танка, значительно снизив склонность к опрокидыванию, столь характерную для Сомюа S 35 шириной всего лишь 2,12 м. Увеличение объемов внутреннего пространства танка позволило увеличить емкость топливных баков с 500 до 700 литров и достичь запаса хода в 280 км, т.е. такого же, как и у Сомюа S 35 с 400 литрами горючего и гораздо менее прожорливым двигателем.

Далее следуют другие критические замечания, которые касаются боевого отделения, в отношении которого Сомюа имела тот же недостаток, что и BDR: было выдвинуто требование, чтобы основное орудие, расположенное по центру, было сдвинуто вправо, а башня – влево. Комиссия также отметила просчет разработчика: «следует переработать рабочее место водителя, чтобы позволить ему обзор вправо».

Выразив сомнения в организации внутреннего пространства танка, комиссия потребовала предоставить полноразмерный макет внутренней компоновки, уделив особое внимание механизмам прицеливания и заряжания.

Впрочем, в целом мнение комиссии было таким, что «проект Сомюа может быть принят на рассмотрение».

20-тонный танк FCM

Предприятие «Металлургических и механических заводов Средиземноморья», принимавшее участие в производстве танка В и совсем недавно добившаяся принятия на вооружение своего нового легкого танка обр. 1936 года, находилось в хорошей форме, чтобы войти в программу 20-тонного танка. Предприятие из Ла-Сейн-сюр-Мер (La Seyne-sur-Mer) предложило масштабированный вариант танка FCM 36 с вооружением по типу танка В. Отчет комиссии примечателен: «проект 20-тонного танка данной компании соответствует оптимальным требованиям программы; он сравним с танком В с точки зрения бронирования и вооружения.

Масса, заявленная FCM, занижена, данный танк достигнет 25 тонн вместо 23,7, отмеченных в аван-проекте. Поворотный механизм, представленный бортовыми сцеплениями, безусловно, прост, но не слишком современен. Он идентичен примененному на танке FCM обр. 1936, однако в случае заказа прототипа, следует потребовать от фирмы предусмотреть более совершенный поворотный механизм.

FCM предлагает установить на рассматриваемый танк башню с 47-мм пушкой и пулеметом, аналогичную по конструкции таковой у танка FCM обр. 1936. Поскольку последняя показала себя в эксплуатации удовлетворительно, комиссия полагает, что предложенный 20-тоный танк можно оснастить башней FCM при условии сохранения взаимозаменяемости, в том числе по вооружению, с башней APX 4.

FCM предлагает два варианта двигателя одинаковой мощности, один на соляре, а другой – на бензине. Комиссия полагает, что следует отдать предпочтение дизельному двигателю. [пока не известно, был ли это дизель Берлие, как и у FCM 36, или какой-либо другой]

Для танка FCM предложена гусеница нового образца, вполне приемлемая для применения».

20-тонный танк Фуга

(каких-либо изображений данного проекта не найдено по сей день)

Аван-проект данного разработчика, специализировавшегося на сельскохозяйственных тракторах и «никогда ранее не создававшего танк», был в общем положительно принят комиссией, тем более что его вооружение – 75 мм в корпусе и 47 мм в башне – полностью соответствовало требованиям программы. В отношении вооружения претензия была только в том, что хотя горизонтальное наведение 75-мм пушки выполнялось водителем, как и у танка В, прицел находился слишком далеко от смотровых приборов водителя, требуя от него акробатики, мало совместимой с вождением танка.

Трансмиссия, состоявшая из двух побортных селективных коробок передач системы Вильсона, похоже, соответствовала требованиям с точки зрения простоты управления и современности. Считалось, что данная система позволяла получить такую же легкость управления, как и у танка В, но без гидротрансформатора Нэдера. Данный аспект подтверждается следующим замечанием:

«В записке отмечено, что тормоза служат только для остановки и обездвиживания машины и не используются никоим образом в поворотном механизме. Можно предусмотреть использование тормозов для рулевого управления при пробегах на небольшие расстояния в случае поломки механизмов трансмиссии».

От машин, у которых гусеницы не охватывали корпус, как у танка В, требовалось предусмотреть максимально высокое расположение переднего колеса. Однако Фуга заранее озаботилась данной проблемой и комиссия отметила, что «следует принять предложенную компанией установку передних колес, служащую для улучшения характеристик по преодолению вертикальных преград».

С другой стороны, танк Фуга был представлен с гусеницами типа Карден-Лойд, как и проект Лоррэн. Это было нормально для того времени, поскольку тогда не было других гусениц, позволяющих высокие скорости движения. Однако комиссия считала иначе: «не следует использовать предложенную в проекте гусеницу Карден-Лойд. Для того, чтобы танк подобной массы мог свободно разворачиваться на пересеченной местности, гребни гусеницы должны быть высокими. Рассматриваемая гусеница, с трудом подходящая для 10-тонного танка (R 35) и быстро изнашивающаяся, не подходит для 25-тонной машины. В случае заказа прототипа, разработчик должен предусмотреть другую гусеницу».

Вперед к более тяжелому танку с 75-мм пушкой в башне

Очевидно, что детальный обзор представленных проектов показал невозможность сохранить 20 тонн с двойным вооружением и 60 мм брони. Даже танк Понятовского достиг 23 тонн.

Решение Рено об использовании 29-калиберной 75-мм (или 50- калиберной 47-мм) пушки в башне привлекло внимание, несмотря на определенные замечания в том, что касалось внутреннего устройства. В связи с этим было решено принять данный вариант для всех аван-проектов и отбросить идею с двойным вооружением.

За исключением Рено и FCM, разработчики проектировали лишь шасси. Соответственно, выглядело уместным запустить разработку башни с 29-калиберной 75-мм пушкой, которая могла бы быть установлена на любой предложенный танк. Это дело было поручено ARL и FCM, которые должны были работать совместно. ARL, задетый за живое вторжением в свою вотчину, принялся громить башню Рено с удвоенным усердием. FCM же предложил же башню с 75-мм пушкой, разработанную на основе проекта для крепостного танка F 4, напрямую происходящем от башни тяжелого танка 2С.

Это изменение потребовало пересмотреть на всех проектах (кроме Рено) компоновку боевого отделения – 17-калиберная пушка в корпусе исчезла – а также диаметр погона башни. Принимая во внимание предполагаемую массу новой башни, 4 тонны, и шасси, лимит массы всего танка возрос от 20 до 30 тонн.

Таким образом, Рено удалось нанести свой удар, поскольку ему не только удалось навязать размещение основного вооружения в башне, но и оказаться в сравнительно комфортной ситуации ввиду тенденции к увеличению масс при том, что его проект, оценивавшийся в 23-25 тонн, сразу стал одним из наиболее легких.

Таким образом, Рено если не уничтожил, то сильно ограничил шансы на успех своего основного конкурента: танка Понятовского/SEAM. Последнему, изначально строившемуся вокруг башни APX 4, теперь приходилось ждать появления башни ARL. Учитывая, что разработка новой башни заняла бы 2-3 года, а с учетом передачи в производство – 4 года, шасси SEAM не могло быть начато производиться ранее 1940 года. Так что Рено имело все шансы умыть своих конкурентов.

В течение всего 1937 года комиссия, рассматривала проекты танка, уже весящего более 20 тонн, хотя он находился еще на стадии проработки и чертежной доски.

В результате, желание членов комиссии отойти от традиционных решений и найти что-то новое привело к появлению исключительно амбициозной программы танка G.1, которая будет рассмотрена в последующих номерах нашего журнала.

Часть 2 — 1938-1940. Начало: максимум 35 тонн, 75-мм в башне

Исследовательские работы в 1937 г. привели Управление пехоты к отмене программы 20-тонного танка, поскольку стало очевидно: невозможно создать танк легче 30 тонн с 75-мм пушкой (32 клб) в башне, и уж тем более — с 60-мм броней.

1 февраля 1938 г. Управление пехоты предложило Управлению производства вооружений трансформировать программу 20-тонного танка в программу танка с максимальной массой 35 тонн, под индексом G1. Предлагая такую массу, Управление хотело оставить себе поле для маневра, чтобы не попасть в ловушку дефицита весов, как это случилось годом ранее. Из списка конструкторов исчезли Сомюа и FCM (их предложения были слишком близки к B1bis и «не несли новых решений»), а также Батиньоль, который даже не представил аванпроект. [После отмены в феврале 38-го программы 20-тонного танка FCM взялся за проект 45-тонной машины, которая быстро выросла в крепостной танк сперва 60 тонн, а затем и 120 тонн. Проект же Сомюа стал основой для 75-мм самоходки, будущей SAu-40. (здесь и далее — примечания главного редактора Франсуа Вовийе)]

Оставшиеся в строю четыре конструкторских бюро (SEAM, Лоррэн, Рено и BDR) получили заказы на постройку прототипов, однако к 1 июня 1938 лишь с двумя были заключены контракты.

Первый касается танка SEAM (контракт № 71 059 D/P на сумму 1,2 млн. франков без вооружения), который, к досаде Рено, нацеливался на крупносерийное производство. Поставка прототипа Комиссии по испытаниям автомобильного оборудования в Венсенне (CEMAV) предусматривалась на 31 октября 1938. Второй контракт касался танка Лоррэн (№ 71 752 D/P на сумму 2,6 млн. франков без вооружения). Прототип запланирован на конец 1938. На момент заключения контрактов прототип SEAM уже был построен и находился на ходу с 1936, а проект Лоррэн существовал в виде деревянного макета.

В отношении данной фазы разработок, следует отметить один фактор, касавшийся финансирования ОКР, проводимых различными КБ с 1935.

Все ОКР велись за счет внутренних средств производителей, без какой-либо помощи со стороны государства. Те, с кем были заключены контракты, могли получить авансовые платежи лишь после утверждения проекта. Учитывая постоянные требования о модификациях, промышленность не надеялась получить финансирование, кроме как спустя продолжительное время. Так что не стоит удивляться, что компании вяло включились в программу 1938 года и привлекали персонал КБ к работам по остаточному принципу. Нет сомнений, что программа G1 не стояла у них в числе приоритетов. Фактически, работы были заморожены вплоть до вмешательства группы, созданной капитаном Дейга из технического отдела Управления пехоты и военинженером Лавироттом из мастерских Рюэль согласно решению министра обороны от 8 июня 1938 г. (распоряжение № 5 665 s 1/12).

Эта группа была создана для того, чтобы «осуществлять координацию с технологической точки зрения с четырьмя подрядчиками по контрактам [при том, что контракты для Рено и BDR еще не были утверждены министром] на танк G1 и давать им, на основе консенсуса, консультации и полезные указания с целью создания указанных изделий».

В данном распоряжении подчеркивался факт, что в отношении производителей «следует передать им всю ответственность за создание прототипов». Учитывая, что помимо Рено, ни одно другое вовлеченное КБ не имело опыта в области танкостроения, создание группы Дейга-Лавиротт мотивировалось тем, что «выглядит необходимым осуществление постоянного сотрудничества между конструкторами и техническими службами Министерства обороны, чтобы обеспечить быстрое начало работ с минимальными расходами рационально обоснованных и соответствующих техническим условиям средств».

Действительно, недостаток опыта у всех, кроме Рено, привел к ряду ляпов, например, у КБ Лоррэн, которое без лишних колебаний скомпоновало бак горючего под двигателем.

Дело доходило до такого балагана, как у КБ BDR, которое устроило сборку деревянного макета в удаленном месте, исходя из соображений защиты от конкурентов. В результате, когда в начале 1939 года комиссия пожелала осмотреть три существующих деревянных макета — от Лоррэн, Рено и BDR — последнее КБ не смогло вовремя доставить свое детище в место смотра. Тому была веская причина: чтобы извлечь макет из потайного места, требовалось разобрать стену заводской постройки.

Даже в КБ Рено, похоже, не торопились приступать к детальной проработке проекта G1. [согласно докладной записке группы Дейга-Лавиротта № 20 от 16 мая 1939, «проектирование идет крайне медленно, КБ Рено работает над проектом не более 40 часов в неделю». Как констатация, сообщается, что «не стоит ожидать сдачи изделия раньше, через год», то есть в лучшем случае в июне-июле 1940]

В том же распоряжении от 8 июня 1938 уточнялось: «в частности, для ускорения постройки прототипов танка G1, корпуса следует изготавливать не из броневой стали, а из любого другого материала, на усмотрение разработчика, позволяющего сократить сроки разработки». Программа G1 имела более низкий статус по части снабжения, нежели текущее производство (танки и флот), без остатка поглощавшее производимую броневую сталь.

Эдуард Даладье вместе с Управлением производства вооружений начали проявлять все большее неудовольствие в связи с проволочками по программе G1. Как мы увидим далее, через несколько месяцев он предпримет серию необходимых, но не слишком приятных мер.

В июне оценки по вводу в строй выглядели так:

Понятовский/SEAM: на испытаниях, заказ серии в начале 1939, первые поставки в середине 1940;

Лоррэн: начало сборки прототипа, испытания в середине 1939, ввод в строй в 1941;

Рено: нет оценок;

BDR и Фуга (все еще участвует): слишком тяжелые, превосходят 35 тонн.

На деле, Рено, которая собиралась «поучить жить» SEAM, потерпела неудачу и даже была обойдена Лоррэн.

Что же происходило на деле? Оставим ответ за консультативным советом по вооружениям, который рассмотрел совокупность проектов 1 июня 1938 и сделал доклад по состоянию работ.

Ситуация на 1 июня 1938

G1P (Понятовский/SEAM), 26 тонн, электрическая трансмиссия.

«Прототип, представленный в Венсенне в 1937, соответствовал программе 20-тонного танка, за исключением скорости: 14 км/ч вместо 40. Более того, концепция ходовой части неудачна: гусеницы без грунтозацепов, низкая проходимость.

В этой связи Понятовский решил установить более мощный двигатель [Испано-Сюиза, 280 л.с., 12V] и модифицировать ходовую часть. Прототип вновь готов к испытаниям.

Распоряжение 12-го отдела № 5 174-1/12 от 24 мая дает инструкции по доставке танка в Венсенн после его оснащения:

• башней в Рюэле;
• аппаратурой беспроводной голосовой связи в форте Исси.» [На деле, шасси Понятовского так никогда и не получило своего вооружения — как башни АРХ4, так и 75-мм пушки в установке, аналогичной B1ter. Был смонтирован только массогабаритный макет башни в 2,5 тонн. В ходе проработки проекта с 1936 по 1939 высота корпуса была уменьшена с 1,72 до 1,64 м, однако установка башни с 75-мм пушкой была признана невозможной без полной переработки подбашенной коробки в сторону отказа от наклона брони]

G1L (Лоррэн), 36 тонн

«Компания Лоррэн изготовила деревянный макет в натуральную величину. Она готова приступить к сборке прототипа, однако для этого следует срочно принять решение, какой башней его оснастить. Танк спроектирован под башню кругового вращения с 75-мм пушкой обр. 1897.

20-тонный аванпроект Лоррэн первоначально нес 230-сильный двигатель Испано-Сюиза. Чтобы парировать рост массы, проект G1L переделан под двигатель Панар мощностью 450 л.с. от автомотрисы. С соотношением мощности к массе в примерно 15 л.с/т, данный проект имеет наилучшие показатели энерговооруженности. Однако, модификация привела к увеличению высоты двигательного отсека, что ограничило углы склонения пушки в данном секторе. Кроме того, Лоррэн испытывает проблемы с 16-тонным корпусом, разработанным Корпе-Луве для 20-тонного танка, а не 30/35-тонного. В частности, ходовая часть, которая является прямым развитием ходовой транспортера снабжения (Лоррэн 37 TCR или DP — прим. перев.), не рассчитана на подобные нагрузки, что приводит к неудачному распределению весов с повышенным давлением на грунт». [было предложено переработать ходовую часть, чтобы расстояние между двумя роликами не превышало трех звеньев гусеницы]

G1B (Боде-Донон-Руссель), 37,5 тонн

«Продолжаются переговоры. Выявлена потребность в дополнительном информировании до выдачи контракта и переделке аванпроекта в том, что касается:

• улучшения отдельных узлов;
• уменьшения массы, которая рискует превысить 35 тонн». [электрическая или гидромеханическая трансмиссия, дизель 350 л.с. Ходовая часть в дальнейшем была использована для самоходки ARL V39]

G1F (Фуга)

В отношении данного проекта, данных по которому не найдено и по сей день, комментарии в точности такие же, как и для G1B.

G1R (Рено), 32 тонны

«Еще в апреле 1938, комиссия высказала свое мнение по поводу габаритов G1R (его ширина равна 2,94 м). G1R должен иметь массу 26 тонн, однако такой выигрыш массы ему обеспечивают определенные конструктивные особенности, например, торсионная подвеска. Боекомплект ограничивается минимальными требованиями программы. Минимальное боевое отделение на 4 человек. Однако, выигрыш в 1,2 тонны теряется при установке 75-мм пушки вместо 47-мм. В связи с этим, для G1R рекомендована масса в 30 тонн. Дейга полагает, что 10 мм на днище — слишком мало. Концепция G1R является развитием R35, за исключением двигательной установки. У танка нет предусмотренного ранее бокового люка 60*70 см. Бортовое бронирование двухслойное, с внешним листом в 50 мм и внутренним — в 10 мм. Это решение подвергалось критике».

1 июня критиковалась компоновка башни: «данный проект предполагает установку башни на центральной опоре, впервые предложенную лейтенант-полковником Балланом. Конструктор столкнулся с множеством проблем при реализации данного решения. В настоящее время постоянная комиссия по техническому устройству танков изучает совместно с фирмой Рено улучшения, которые необходимо сделать до начала производства прототипа.

Лейтенант-полковник Баллан предложил проект с башней, в которой размещено только вооружение, а весь экипаж располагается в корпусе. 75-мм пушка заряжается автоматически, прицеливание и наблюдение ведутся посредством коленчатых смотровых приборов. Данная концепция, которая позволяет уменьшить массу башни и разместить более мощное вооружение на танке, более легком, чем в других текущих предложениях, уже изучалась в первом приближении при разработке башни АРХ для танка В». [после появления требования о стабилизации вооружения Рено пришлось отказаться от своей башни в пользу FCM/F1 или ARL 3]

Для Рено это был провал (предварительный), тем более горький, если учесть, что именно эта фирма стояла у истоков программы в 1937 году. В письме, полученном автором, инженер-генерал Жак Молине (в то время — младший инженер по разработке вооружений) уточнил, что «Г-н. Рестани, отвечавший за проработку прототипа у Рено, надеялся найти решение (чтобы остаться в пределах 25 тонн) путем принятия схемы с казематной башней ограниченного вращения и авиационным двигателем, разработанным на базе моторов танка B1bis (250 л.с.) и AMC ACG1 (180 л.с.). Его проект стал основным, поскольку предлагал наименьшую возможную массу (пустого — 25 тонн).

Имелось два возражения:

• отсутствие кругового вращения башни;
• недостаточная совокупная мощность движителя.

Фактически, в КБ Рено проект ACK (G1) принял эстафету у AMC35 R (ACG1), чья разработка тоже была крайне трудоемкой и неидеальной» (данный вопрос — «ползучий» переход от ACG1 к ACK1 — станет темой статьи Франсуа Вовийе).

Однако в следующем номере мы увидим, что КБ Рено еще не сказало своего последнего слова.

Проекты башни. В том, что касается башен, консультативный совет по вооружениям отметил в рамках встречи 1 июня 1938, что помимо псевдобашни Рено, о которой было сказано выше, существовали два проекта:

• ARL 3, большой диаметр погона которой (1,88 м, данная башня была оснащена поликом) требовал более широкой и длинной подбашенной коробки и, соответственно, танка массой около 35 тонн (Лоррэн, BDR, Фуга); [У нас есть все технические данные на эту башню, но, к сожалению, ни одного изображения. Мы не стали фантазировать, исходя только из числовых данных, поэтому практически все проекты G1 в статье представлены с башней FCM/F1. В любом случае, внешне она должна была быть похожа на FCM/F1, поскольку разработчики активно сотрудничали друг с другом.]
• FCM/F1, вариант которой уже предлагался для 45-тонного танка. Она была очень просторной, с погоном немного меньшего диаметра (1,85 м), чем у башни ARL 3. Более того, данная башня была развитием таковой от танка 2С, хорошо известной и полностью удовлетворительной в эксплуатации. [Данная башня изначально разрабатывалась для проекта танка FCM F1 и являлась более широким и низким вариантом башни FCM/F4 для 45-тонного танка (которая, в свою очередь, была сварной модификацией башни танка 2С). В самой башне располагалась первоочередная боеукладка из 12 75-мм патронов, остальная часть боекомплекта размещалась в корпусе и подавалась в башню при помощи полуавтоматической кулисы, подобной примененной на послевоенных советских танках.]

G1: продолжение программы

12 июля 1938 Управление пехоты выпустило новую программную сводку на 30-тонный танк G1 с 75-мм пушкой (32 клб). Изучение «Программы, технических заданий и условий по созданию среднего танка G1» показывает, что больше ни один из пяти предложенных проектов (SEAM, Лоррэн, Фуга, BDR и Рено) не отвечал пожеланиям заказчика. Об этом можно судить по представленным в документе характеристикам будущего танка:

«- огневая мощь дивизионного орудия;

— хорошая защита от легких противотанковых пушек;

— масса, соответствующая необходимой стратегической мобильности;

— повышенная скорость перемещения».

Танк должен был иметь четырех членов экипажа (два в корпусе и два — в башне).

Вооружение должно было состоять из:

«- длинноствольной 75-мм пушки с автоматическим заряжанием, кругового вращения;

— 7,5-мм пулемета кругового вращения (в командирской башенке);

— 7,5-мм курсового пулемета».

Боекомплект должен был составлять минимум 100 75-мм патронов и 30 пулеметных магазинов.

В том, что касается массы, она была установлена на уровне 30 тонн сухой и максимум 32 тонн в походном оснащении. Подчеркивалось, что «любой проект, масса которого, должным образом оцененная, превысит 32 тонны, будет отвергнут без рассмотрения». Данное формальное ограничение исключает из игры проекты Лоррэн и BDR, оба из которых незначительно превышали 32 тонны… в сухую. Проект Фуга также стоял под угрозой, поскольку оценивался в пределах 35 тонн. Таким образом, оставались только G1P с 47-мм пушкой в башне и, разумеется, G1R.

Ходовые характеристики требовались следующие:

• максимальная скорость: 40 км/ч
• средняя скорость на дороге: 30 км/ч
• скорость на склоне: 20 км/ч
• скорость на пересеченной местности: 13 км/ч
• запас хода по дороге: минимум 200 км
• запас хода по пересеченной местности: минимум 8 часов
• преодолеваемый уклон на подготовленном грунте: 85%
• преодолеваемый уклон на естественном мокром грунте: 65%
• преодолеваемое вертикальное препятствие: минимум 0,9 м
• ширина преодолеваемого рва: 2,5 м
• глубина преодолеваемого водного препятствия: 1,2 м.

Максимальная ширина танка со снятым оборудованием не должна была превышать 2,94 м, а высоту требовалось уменьшить по максимуму. Поперечные размеры танка должны были соответствовать железнодорожным габаритам, для чего предусматривалась возможность демонтажа командирской башенки. [отличительная особенность башни ARL 3]

Что касается гусениц, «максимальное давление на грунт не должно превышать 2 кг на квадратный сантиметр. [это исключает G1 Лоррэн, давление на землю у которого значительно превышало 6 кг/кв.см] В случае применения сдвоенных гусениц (решение Рено, не вызвавшее энтузиазма), их замена на прототипе одинарной гусеницей не должна представлять проблему. Прохождение верхней ветви (гусеницы) через туннель, не доступный снаружи, запрещено». [это касается танка Рено, защита подвески которого была неподвижной, так что замена гусеницы на нем должна была быть тем еще удовольствием]

Двигатель «должен быть на бензине или соляре, жидкостного или воздушного охлаждения. Пуск двигателя может осуществляться:

• электрическим стартером;
• посредством вспомогательного или инерционного стартера;
• путем прокрутки вручную». [этот способ запуска очень нравился экипажам Пантер, особенно на русском фронте] В том, что касается топлива, предполагалось иметь, как на танке В, резервный бак, обеспечивающий минимум один час хода после исчерпания основного бака. [отметим, что в 1940 многие экипажи танков В игнорировали это приспособление, так что исчерпание основного бака в большинстве случаев вело к потере машины]

Электрическое оборудование проектировалось под напряжение 12 или 24 вольт, с генератором с регулятором оборотов и аккумулятором типа стальной блок с кадмий-никелевыми пластинами. Электрическое оборудование должно было соответствовать нормам на производство помех радиооборудованию (рация ER 51 обр. 1938, аналогичная устанавливавшейся на B1bis, в то время как на 20-тонный танк предполагалось установить кавалерийскую радиостанцию ER 29).

Бронирование в 60 мм максимум в «уязвимых местах», то есть в участках со слабым углом наклона, должно было быть не двойным, но гомогенным. В этой связи, заказчики отвергли решение, предложенное промышленностью, которая перешла от бронирования в 40 мм к 60 мм путем экранирования. Данное условие обязывало всех конструкторов полностью пересмотреть структуру бронирования их машин, то есть полностью переделать шасси.

«Броневой корпус может быть изготовлен как из литой брони, соединенной болтами или гужонами из специальной стали, так и из катаной брони с электросваркой». Программа, разрешающая болтовые соединения, тем не менее, исключает их в форме рекомендации: «в любом случае, при оценке качеств шасси предпочтение будет отдаваться отсутствию болтовых соединений».

Это опять-таки камень в огород Рено, у которого корпус собирался на болтах.

Кроме того, данное условие указывает на предпочтение заказчика катаной брони, соединенной электросваркой, отработанной в военном кораблестроении. Считалось, что данная технология обеспечивает большую стойкость к внешним воздействиям, чем литая броня.

Комфорт экипажа являлся предметом особого внимания, например в том, что касалось входных люков. Танк должен был иметь боковой люк 60*70 см, чтобы обеспечить удобную посадку экипажа, а также упростить эвакуацию раненных. Подобный люк имелся у В1 и Сомюа. [и отсутствовал у G1P и G1R] Помимо люка на переднем откосе для механика-водителя, должны были быть предусмотрены минимум два аварийных выхода: на крыше башни и в днище танка.

Также было предусмотрено сидение водителя с регулировкой по высоте и длине, а также защитный подбой брони на местах механика-водителя и командира танка.

Высота боевого отделения должна была быть между 1,05 и 1,2 м.

Танк оснащался как коллективными, так и индивидуальными средствами защиты от химического оружия.

Противопожарное оборудование в моторном отделении должно было быть представлено полуавтоматической газовой системой с использованием метилбромида, текалемита или другого подобного вещества, дополняющей стандартный переносной огнетушитель, предназначенный в первую очередь для боевого отделения.

Кроме того, программа требовала такого устройства броневой защиты, которое обеспечивало бы простую и быструю замену двигателя и узлов трансмиссии.

Однако если техусловия, касающиеся шасси и механических узлов, не представляют собой ничего удивительного, используя исключительно апробированные решения (пусть и совсем новые, типа сварки катаной брони), все обстоит совсем иначе с приборами наблюдения или вооружением.

В том, что касается обзора, танки традиционно считались слепыми. Авторы программы хотели если не ликвидировать, то хоть уменьшить этот недостаток.

Для начала, экипаж танка должен был видеть, где он едет. Это не всегда возможно, и ввиду отсутствия достаточного поля зрения, водители танков охотно подруливали влево-вправо вопреки правилам, подставляя врагу борта своей машины. [одна из главных ахиллесовых пят танка B1bis. Кроме того, такой стиль вождения приводил к повышенному расходу топлива] Очень часто, и это отмечалось еще на маневрах, водители оставляли открытым смотровой люк, чтобы обеспечить себе максимальное поле зрения. Полагалось, что в боевых условиях открытые люки будут притягивать к себе вражеские выстрелы. [это мнение было, к сожалению, подтверждено в мае-июне 1940. Известен ряд случаев, когда водители были убиты меткими вражескими выстрелами или даже прямыми попаданиями снарядов]

В связи с этим, глава XXI программы ставит на первое место средства наблюдения механика-водителя.

Он должен был располагать:

• лобовым люком, позволяющим быстро перейти от наблюдения в походном варианте или «вдали от противника» [то есть по-прежнему предполагалось наличие стабильного фронта с известным положением противника], к боевому варианту, в рамках которого наблюдение в принципе должно было обеспечиваться эпископом системы Кретьена. Данное устройство должно было располагаться так, чтобы позволить видеть поверхность грунта в 1,5 м от стоящего горизонтально танка. [данная спецификация соответствует активно муссировавшейся во второй половине 1937 теме визуального обнаружения противотанковых мин] Минимальные размеры створа открытого люка должны были составлять 20*15 см, то есть меньше квадрата рассеивания для 25-мм ПТ пушки.

Боковые смотровые приборы справа слева должны были позволить водителю видеть габариты своей машины и соседние танки. Поле зрения механика-водителя должно было составлять 200 град. Поскольку командир танка имел лучший и круговой обзор, чем водитель, между ними организовывалась голосовая связь посредством интерфона. Однако сильнее всего цвела инновациями башня, рассчитанная на двоих членов экипажа — командира, он же стрелок-наводчик, и наблюдателя (заряжающего). У командира имелась собственная башенка независимого кругового вращения, оснащенная эпископами и широкоугольным перископом. Командирская башенка оснащалась пулеметом и ножным электроспуском, обеспечивавшим выстрел орудия в момент совмещения линий прицела с основной башней. Другой инновацией являлся дальномер, размещенный в командирской башенке и позволявший давать целеуказание по движущимся объектам на дальностях до 2000 м. Эта инновация была обусловлена желанием в полной мере использовать возможности 75-мм пушки длинной 32 клб на всей практической дальности стрельбы. Испытания, проведенные в 1938 с прототипами 75-мм самоходок ARL и Сомюа, подтвердили возможность измерения дальности до цели на расстояниях до 2 км при хороших погодных условиях. Этот факт поставил под вопрос будущее самоходок, поскольку сразу же появились сомневающиеся в том, нужны ли САУ с горизонтальным сектором огня в 12 град, если G1 обеспечивает аналогичную огневую мощь по всему кругу. Будучи оснащен дальномером, G1 получал превосходство над любым другим современным ему танком, поскольку мог вести эффективный огонь на дистанциях до 2000 м, вместо 800 м у танков, оснащенных обычным монокулярным прицелом. Помимо дальномера, G1 должен был быть оснащен телескопическим прицелом с 4-кратным увеличением и полем зрения в 200 тысячных. Первоначально предусмотренная программой орудийная установка со взаимозаменяемыми стволами 47-мм/50 клб и 75-мм/32 клб исчезла. Этому были две причины:

• с одной стороны, G1 начали воспринимать, как замену САУ с круговым обстрелом;
• с другой стороны, был достигнут прогресс в разработке нового бронебойного 75-мм снаряда с баллистическим наконечником, обеспечивавшего большую бронепробиваемость, чем 47-мм/50 клб пушка. Он будет принят на вооружение, как снаряд БП обр. 1940.

Но даже предусмотрев дальномер, заказчики не стали ограничиваться в своих желаниях. Они потребовали обеспечить возможность вести эффективный огонь с ходу на скоростях до 10 км/ч на пересеченной местности.

Эта идея была воспринята у британской школы танкостроения. Французы, часто посещавшие Великобританию и следившие за ходом английских танковых разработок, были сильно заинтересованы возможностями огня с хода у скоростных крейсерских танков, пускай это и обеспечивалось мягкостью подвески типа Кристи, а не прицельным оборудованием.

Естественно, эту идею решили применить и для G1, так что от разработчиков потребовали сделать более мягкую подвеску, обеспечивающую более стабильную платформу для ведения огня.

Это требование обусловило возрождение интереса к гидравлической подвеске, например, в рамках проекта B1ter. В 1939 АМХ запустил разработку кавалерийского танка с гидравлической подвеской и ходовой по типу Кристи, аналогичной английскому А 13 (знаменитая «лягушка» АМХ-40 — прим. перевод.). Все танки, будь они полевыми или крепостными, должны были оснащаться дальномером, а некоторые предлагали, вне рамок программы, дооснастить машины и звукоусилителями по типу применявшихся в ПВО!

В результате, пехота должна была получить сверхсовременный скоростной танк, способный вести огонь с хода на пересеченной местности, причем на большей дистанции и с большей скорострельностью, чем противник (пушка оснащалась полуавтоматической системой заряжания).

Часть 2 – 1938-1940. Окончание: к серийному 35-тонному танку

Для фланговых сражений имелся танк Сомюа.

Для ведения боя в пределах укрепленных районов имелся танк В.

Характеристики танка G.1 делали из него танк глубокого прорыва, дальнего действия [проект танка G.1R предполагал возможность установки навесных топливных баков – здесь и далее прим. главного редактора Ф.Вовийе]. Однако французская стратегия не предполагала ничего подобного вплоть до 1942-43 годов, когда планировалось приступить к прорыву линии Зигфрида!

Не мог ли танк G.1 быть на самом деле оружием завершающего, а то и послевоенного периода?

Доказательством отсутствия ясности относительно способа тактического применения танка может служить документ 1939 г., где серийные и проектируемые танки были сведены в единую таблицу по основным характеристикам и способу применения. Так вот, в том, что касается применения, G.1 стоял напротив графы со знаком вопроса! Одним словом, никто понятия не имел, как его использовать.

Это тем более важно, поскольку в начале 1939 г. производство танков B.1bis двигалось к обеспечению трех батальонов (сотня машин) в год. Наконец-то всерьез стартовало его крупносерийное производство. Кроме того, развитие идей относительно облика танка сопровождения пришло к машине 16-20 тонн, вооруженной 47-мм пушкой обр. 1935 г. с длиной ствола 32 клб. В связи с этим произошло возрождение ряда проектов первоначальной программы 20-тонного танка 1935 года.

Что касается кавалерии, производство Сомюа было успешно налажено, так что возможности выпуска даже превышали потребности.

Фактически, программа G.1 стала лабораторной программой, чисто интеллектуальным проектом, удаленным от сиюминутных потребностей.

Завершающий этап запланированной войны.

Итак, в стратегических выкладках высшего руководства государства, танку G.1 отводилось место в третьей фазе запланированной войны.

В первую фазу входило поддержание боевого духа армии в течение 1940-1941 гг. Для этой цели было достаточно доступных машин (B.1bis, а затем B.1ter, S 35, а затем S 40, легкие танки), превосходивших современные танки противника.

Во вторую фазу входила атака фортификационных систем противника, слом хребта его обороны, предусмотренный на 1941-42 гг. Этой цели соответствовали проектируемые танки (крепостной танк, 40-тонный, 20-тонный танк сопровождения пехоты). (прим.перев.: французское командование утверждало, что активные боевые действия раньше этого времени начать невозможно из-за отсутствия достаточных людских ресурсов ввиду демографических ям, доставшихся в наследство от Первой мировой войны. Ситуация должна была начать улучшаться лишь начиная с призыва-1940.)

Третья фаза – развитие успеха. Именно тогда, в период маневренных боев, и пригодился бы своевременно выпущенный танк G.1. Он также обеспечил бы превосходство французской армии в рамках коалиции при завершающем наступлении против Германии в 1942-1943 гг., не допустив могущественных заокеанских союзников до дележа пирога победы в последнюю минуту, как это произошло в 1918 г.

Франция, распланировавшая каждую стадию 4-5-летней войны, желала иметь танки, которые бы соответствовали конкретной ситуации. Это – главная задача любого варианта военного будущего. На этот раз, никто не желал быть взятым врасплох, как в 1914 г.

Производитель      BDR   Лорен Рено Понятовский
                   G.1B  G.1L  G.1R  G.1P
Масса, т           37,5  36    32    26
Длина, м           5,56  6,5   5,5   5,57
Ширина, м          2,8   2,5   2,55  2,3
Высота корпуса, м  1,9   1,55  1,55  1,64 
Высота полная, м   3,25  2,9   2,4   2,6
Башня              ARL 3 ARL 3 Рено  APX 4
Масса башни, т     5,7   5,7   3,5   2,5

Час выбора

В начале 1939 г. минуло три года, как комиссия рассматривала различные проекты, связанные с программой 20-тонного танка, который, как мы смогли констатировать, вылился в проект танка G.1 30-35 тонн. В то время было ясно, что дело окончится не ОДНИМ танком G.1, а несколькими. Они будут строиться по мере завершения проектирования и по наличию производственных мощностей.

В первой половине 1939 г. комиссия изучила каждый проект. Результат был далек от удовлетворительного.

G.1P (Понятовский)

Хотя в начале 1938 г. уже имелись планы серийного производства, танк Понятовского/SEAM проявил свои слабости. На деле, конструктор, сумевший быть среди первых по 20-тонному танку, с машиной, вооруженной одной 47-мм пушкой обр. 1935 г. в башне, не смог удержать темп развития программы сперва к танку с 75-мм 17-клб пушкой в каземате, а затем – 32-клб 75-мм пушкой в башне. Электрическая трансмиссия, тщательно рассчитанная под весовые лимиты первоначальной программы, оказалась склонной к перегреву при последовательном увеличении массы машины (23, 25 и, наконец, 28 тонн).

18 января 1939 г. консультативный совет по вооружениям признал данную проблему и отметил, что "государственное конструкторское бюро Рюэль (ARL) и инженер Понятовский осуществляли активные связи в связи с проблемами, которые встретил последний при доработке прототипа танка G.1 по его проекту".

Эти проблемы были тем большими, поскольку помимо увеличения массы машины, SEAM должен был полностью переработать верхнюю часть корпуса, чтобы установить башню типа ARL 3 с 75-мм пушкой. Таким образом, SEAM была вынуждена начать серьезную и дорогостоящую переделку своего прототипа, в то время как ее конкурентам было достаточно немного поработать ластиком [на деле, переделка прототипа так и не была начата, равно как не осталось никаких следов соответствующего проекта].

Сотрудничество между Понятовским и ARL уже показало свою эффективность при создании двигательной установки САУ V 39, получившей 280-сильный двигатель воздушного охлаждения Испано-Сюиза, аналогичный примененному на G.1P, а также электрической трансмиссии для крепостного танка ARL.

Данное сотрудничество имело и иной аспект: в описываемое время французские власти включили в число госмонополий литье танковой брони, чтобы избежать повторения эффекта "двухсот семей" торговцев оружием, ненавидимых народом за богатства, нажитые на крови сражений 1914-1918 гг. Одним из основных направлений государственной политики 1936-1940 гг. стало введение сложной налоговой системы, призванной воспрепятствовать частным производителям оружия получать "скандально большие доходы от войны". Таким образом, решение от 18 января 1939, освятившее партнерство между Понятовским и ARL, было лишь обходным маневром, призванным привлечь частную инициативу в национализированный сектор экономики без ущерба госфинансам.

G.1L (Лорен)

Со своей стороны, компания Лорен, похоже, не желавшая ждать башни, которой не хватало для завершения деревянного макета, разработала свою башню уменьшенной высоты на собственный вкус, позволяющую вписаться в железнодорожный габарит. Эта инициатива не слишком понравилась ARL, один из представителей которого, военинженер Девенн, заявил 27 марта 1939 г., что "уменьшив высоту башни, Лорен тем самым уменьшила высоту линии огня" [т.е. пошла наперекор мнению экспертов инженерных войск, требовавших для ведения боя в укрепленных районах возможности стрельбы со значительными углами склонения].

Чтобы разместить 450-сильный дизель Панар, имевший большие габариты, Лорен пришлось увеличить высоту моторного отсека. В связи с этим, возможности ведения огня в кормовом секторе у новой башни были хуже, чем даже у тяжелого танка FCM 2C. Военинженер не преминул отметить этот факт, указав, что башня ARL, будучи более высокой, тем не менее, позволяет транспортировку железной дорогой, поскольку ее командирская башенка, весом всего лишь 150 кг, легко демонтируется. Чего только забыл сообщить военинженер Девенн, так это того, что на день 18 января 1939 г. башни ARL 3, разрабатывавшейся с 1937 г., физически не существовало. Это подтверждается докладной запиской с перечнем проектных работ, экспериментальных установок и произведенного оборудования, датированная тем же днем: "башня ARL 3 для танка G.1 – деревянный макет, в натуральную величину, в процессе изготовления арсеналом Рюэль. Эта башня должна получить 75-мм пушку".

Исходя из такого положения дел, лучше понимаешь ситуацию, в которой находилась фирма Лорен. ARL, будучи государственным предприятием, не мог передать частной компании данные, определенные как секретные, и самоустранился от всякого процесса обмена информацией по своей башне, за исключением диаметра погона. Добавим, что в тот период башня ARL находилась в конкуренции (дружеской) с башней FCM, которая являлась прямым развитием башни крепостного танка.

Патенты, доступные всем

Проект BDR, запрыгнувший на поезд в последнюю минуту и названный G.1B, постепенно завоевывал свое место под солнцем, невзирая на массу, значительно превосходящую требования июня 1938 г., как, впрочем, и у проекта Лорен.

И тот и другой проект должны были быть отвергнуты. Однако ни Лорен, ни BDR не отказались от борьбы: прекращение работ означало бы бесцельную растрату денег в течение более чем четырех лет. Обладая, судя по всему, определенной политической поддержкой, эти компании получили от министерства обороны заказы на прототип, т.е. гарантию покрытия общих расходов на разработку даже в случае, если прототипы пойдут на лом. В принципе, компании были способны лишь на производство прототипов, поскольку не имели достаточных производственных мощностей, чтобы запустить собственное крупносерийное производство подобной машины.

Понимая, что серийное производство их прототипов будет возможно лишь силами государственных предприятий или крупных консорциумов, частные компании, вовлеченные в программу G.1, в частности Рено и BDR, подали в Национальный институт авторского права (НИАП) заявки на патенты, чтобы защитить свою интеллектуальную собственность. BDR запатентовала свое шасси, а Рено – ряд основных узлов. Мы запросили НИАП, находятся ли все еще там патенты, или же они были в свое время сочтены секретными. К нашему великому, но радостному удивлению, патенты оказались в сохранности и на месте.

Если патент BDR (№ 825 962) касается лишь его ходовой части с электрической трансмиссией с двумя цепями питания, то патенты Рено в подробностях описывают:

• метод изготовления корпуса (№ 817 908);
• внутреннее устройство башни (№ 826 545);
• систему вращения "плавающей" башни (№ 826 322).

То есть, в 1938 г. кто угодно мог узнать о проекте Рено G.1 за скромную сумму в 8 франков за копию, итого за 24 франка! В конце концов, министр обороны выразил озабоченность подобной "рекламой", которая "позволяла иностранцам узнать" о секретных работах. Можно представить себе удивление шефа Абвера, которому один из его агентов мог бы представить для компенсации расходов платежку, гласящую: Покупка секретных чертежей будущего французского танка. Цена – 24 франка.

27 марта 1939 г. комиссия была вынуждена констатировать: "несмотря на превышение веса, министр заказал прототип G.1B, а также G.1L". Также отмечалось, что "у G.1R не имеется законченного макета" [макет G.1R в натуральную величину был всего лишь пустышкой, лишенной внутренностей]. Годом ранее комиссия заключила, что "представленные документы крайне скудны и ограничиваются несколькими общими чертежами, кратким описанием и листом дополнительных данных. Действительно, конструктор построил макет в натуральную величину, широко воспроизведенный в фотографических материалах и достаточно соблазнительный в аспекте внешнего вида.

Однако, представленные данные позволяют лишь определить общий спектр решений, избранных конструктором, но не дают возможности вынести сколько-нибудь обоснованной оценки в том, что касается деталей" (третье заседание Постоянной комиссии по техническим исследованиям устройства танков, 30 марта 1938).

Годом позже никаких подвижек не видно, и кажется, что Рено, полностью утратив дух, позволит программе G.1 уйти из рук. На деле это не совсем так, если вспомнить, что проекты Лорен и BDR продолжали расти к 35/40 тоннам – тупиковым путем навстречу другим программам танков подобной массы, предназначенных для атаки на укрепления, защита которых превышала 60 мм, определенные для G.1 [программа 40-тонного танка В 40 с 80-мм броней].

Так что компания Рено вряд ли упустила бы шанс перейти в контрнаступление, опираясь на СВОЕ преимущество, т.е. меньшую массу, чем у Лорен и BDR.

Подобная реакция Рено становилась возможной благодаря еще одному новому обстоятельству. Первоначально, псевдобашня Рено являлась лишь бронекуполом, смонтированным в "плавающей" относительно корпуса установке. 75-мм пушка монтировалась на вращающейся установке, приводимой в движение за счет отбора мощности у двигателя и установленной на полу танка. При этом вращение бронекуполу, имевшему массу около 2,5 тонн, придавалось установкой непосредственно через ствол орудия. При движении масса бронекупола воздействовала на пушку, совершенно не позволяя производить точное прицеливание. Таким образом, механические ограничения установки были серьезными и ухудшали характеристики системы, несмотря на применение электромагнитного стабилизатора, уменьшающего воздействие сил инерции при движении. С другой стороны, крупногабаритный и тяжелый станок пушки не обеспечивал кругового вращения орудия, которое не было бы установлено по вертикальной оси башни.

В сотрудничестве с APX (Пюто) было найдено решение, позволявшее сделать башню стабильной и состоявшее в креплении бронеколпака на вертикальном вертлюге (решение, позаимствованное у 75-мм казематного орудия обр. 1931 г.). Теперь бронекупол приводился во вращение непосредственно орудийной установкой, а не самим орудием. Кроме того, поскольку теперь орудийная установка не воспринимала на себя массу башни, ее конструкция могла быть облегчена. Более того, теперь экипаж располагал подвижным поликом и не был обязан передвигаться внутри танка при вращении башни.

Наконец, Рено избавился от коробки передач типа Кливленд и переднего привода трансмиссии, доставшихся в наследство от R35. Подобная система трансмиссии, впрочем, будет возобновлена в проекте будущего танка сопровождения пехоты DAC 1.

Все вышеупомянутые нововведения должны были вернуть Рено на ведущее место в гонке.

Спасибо, нет, господин министр

Разумеется, комиссия по танку G.1, которая в течении трех лет дотошно вникала в рутинные вопросы и породила столько подкомиссий, сколько существовало проблемных вопросов, не желала слышать никаких указаний о чем-либо от кого бы то ни было, хоть от министра.

Тем не менее, проекты, поддержанные министром, выбивались за рамки программы G.1 по массе. Войти в политическую игру означало, в краткосрочной перспективе, навлечь на себя неприятности и вызвать отмену программы G.1 в связи с неспособностью придерживаться поставленных задач. В связи с этим комиссия, принужденная, но не покорившаяся, изучила 13 апреля 1939 г. масштабные деревянные макеты, представленные Лорен и BDR. Последний был оснащен башней, которая напросилась на еще одну порцию розог в и без того больном месте – по весам и размерам [в конечном итоге этот проект по высоте превосходил даже "Королевский Тигр"].

Что касается G.1 Лорен, до того момента бывшего одним из фаворитов программы, вердикт был таким: "задняя часть G.1L имеет чрезмерные размеры. Двигатель громоздок, обсуждается вопрос его замены или снижения характеристик. Возможность исполнения G.1L требований техзадания не просматривается".

Завершающий гвоздь в крышку был вбит комиссией в связи с "применением двигателя, мало подходящего для использования на танке". Действительно, 450-сильный дизель Панар был разработан для автомотрисы с продолжительными стабильными периодами работы и испытывал острый недостаток гибкости при работе с частым изменением нагрузки.

В том, что касалось G.1B, комиссия была менее беспощадна (ведь BDR активно сотрудничала с ARL по проекту самоходки V 39): "G.1B имеет массу 37/46 тонн. Превышение ограничения на вес ставит проблему дорожных мостов".

Тем самым ответственность перекладывалась на инженерные войска, ранее забрасывавшие комиссию бесконечными требованиями, относящимися, скорее, к танку укрепрайона, а не G.1, как-то: усиленной защиты от мин, максимальных углов склонения орудия и т.п.

Однако, министр не разделил мнение комиссии и, несколькими днями позднее, 17 апреля, последняя признала, что "G.1L и B в общем, подходят, несмотря на массу G.1B". Более того, согласно Дейга, "постройка прототипа G.1B должна начаться в апреле 1939 г.".

Удивительный комментарий, ведь ранее комиссия не заказала ни одного прототипа, и уж тем более – G.1B, наиболее тяжелого из предложенных. Следует ли здесь видеть деятельность Эдуарда Даладье, который не скрывал своего раздражения в связи с летаргией определенных служб перед лицом неизбежной войны? Очень возможно, поскольку в те времена многие службы жаловались на то, что министр совершенно пренебрегает их советами.

Может быть, они все еще пребывали под воздействием распоряжения генерал-инженера Хаппиха от 13 января 1939 (№ 1565-3/12), адресованного руководителям учреждений и написанного "за министра и по его приказу". Опустим детали и процитируем только заключение, приписанное вручную особо большими буквами: "Председатель Совета, министр национальной обороны, призывает всех предпринять гораздо более решительные усилия в отношении нашего производства. Следует безотлагательно поддержать наше правительство и принимаемые им на международной арене решения, обязательно обеспечив его формированием могущественной армии и эффективной подготовкой мобилизации промышленности".

В терминах канцелярита трудно быть более ясным.

Война: срочная промышленная программа…

Начало военных действий 2 сентября 1939 г. означало реальное изменение темпа работ над программой G.1, которая, на тот момент состояла в продолжении проработки проектов Рено, Понятовского, Лорен, BDR… и даже Фуга, о котором не было ничего слышно в течение нескольких месяцев. Впрочем, Фуга являлась компанией с юго-запада (прим. перев. – из широко известного по другим историческим событиям г.Безье), что давало ей преимущество в свете желания правительства децентрализовать военное производство, слишком сконцентрированное на севере, востоке и в парижском регионе.

Одновременно вступление в войну сопровождалось мобилизацией практически всей промышленности. Срочно требовалось покрыть все важнейшие потребности, тем более, что они были огромны. Соответственно, внимание уделялось важнейшему, а ряд проектов, в которых не имелось потребности в краткосрочной перспективе, были отложены.

С 10 сентября было решено продолжить работы над G.1R (а также B.1ter), и приостановить - не прекратить – все другие проекты.

Лоррэн была полностью занята производством бронетранспортеров обр. 1937 и 1938 гг., Фуга намеревалась принять у себя производство танкеток Рено UE обр. 1937 г. (прим.перев.: которые вскоре были заменены на сборочных линиях гусеничными машинами снабжения и бронетранспортерами Лорен), вниманием Понятовского/ARL завладел крепостной танк, а также B.1ter (прототип ARL с электрической трансмиссией) и будущий B.40. Наконец, BDR совместно с ARL был занят программой запуска производства САУ V 39. Лишь Рено, таким образом, располагал достаточным резервом производственных мощностей, необходимых для продолжения работ.

Таким образом, Рено победил, однако его успех объяснялся скорее потребностью момента, а не качествами проекта.

На тот момент приоритеты были следующими. Во-первых, воспользоваться мобилизацией промышленности для крупносерийной сборки имеющихся танков (см. отступление "Программа производства танков в марте-октябре 1940"). На вершине гаммы по тоннажу, производство B.1bis регулярно увеличивалось: от одного взвода (три машины) в месяц в 1937-1938 в 1939 перешли к одной роте в месяц (10 машин); в начале 1940 планировалось достичь уровня в один батальон (35 машин) в месяц а в конце – двух-трех батальонов благодаря развертыванию производства B.1ter [первоначально B.1ter должен был сменить B.1bis после постройки 750-й машины. Однако ввиду задержек с налаживанием производства ряда узлов новой машины, ее серийный выпуск был отложен до появления 1168-й машины].

К 1 сентябрю 1940 мы располагали бы наконец столь давно запланированными 12 батальонами B.1bis; более того, с начала мая мы смогли бы поставлять нашему британскому союзнику минимум девять машин в месяц. Пускай на сегодняшний день эти цифры кажутся маловатыми, не стоит забывать, что в тот же период в Германии производилось лишь 15 PzKpfW IV в месяц, и то – лишь с осени 1939.

Что касается легких танков, прогнозы производства носили характер апофеоза (420 машин в месяц с октября 1940), в основном за счет модели Гочкис, выбранной для экспорта нашим союзникам.

Ф.Вовийе. Программа производства танков в марте-октябре 1940

Марка танка, месяц, план/произведено (для июня – за первую половину).

B.1bis: май – 47/42, июнь – 47/27, июль – 47/*, август – 59/*, сентябрь – 70/*, октябрь – 80/*.

Рено R 40: май – 91/90 (из них 30 машин – типа R 35, всего было поставлено в мае 206 танков, но большая часть из них были произведены в предшествующие месяцы), июнь – 120/70, остальные месяцы – по 120/*.

Гочкис Н 39: май – 160/74 (всего в мае поставлено 122 танка, но большая часть из них произведена в предшествующие месяцы), июнь – 190/30, июль – 190/*, август – 220/*, сентябрь – 250/*, октябрь – 300/*.

Сомюа S 35: май – 15/22, июнь – 15/12, июль – 15/*, август – 20/*, сентябрь – 22/*, октябрь – 22/*, из них 2 SAu 40.

Цифры производства за июнь (за исключением В.1bis) – ориентировочные.

… и будущие программы

Текущие потребности должны были быть покрыты в ближайшее время, так что было вполне уместно подумать о продолжении имевшихся разработок, чтобы иметь согласно плану в 1942 танки, способные прорвать линию Зигфрида. Этими танками, определенными программой Келлера от декабря 1939, были:

• крепостной танк с броней 120 мм;
• 45-тонный танк типа В (боевой) с броней 80 мм;
• 20-тонный танк сопровождения с броней 60 мм.

Прототипы должны были быть готовы к концу 1940-началу 1941, чтобы пойти в серию в 1942.

В рамках данной программы разработка тяжелых 45-тонных танков передавалась исключительно государственным предприятиям (ARL и AMX). Лишь 20-тонный танк, к которому еще были применимы методы автомобильной промышленности, могли быть переданы частным компаниям (Рено, Гочкис, Сомюа). Что касается Рено, то как только он был бы освобожден от разработки своего 20-тонного танка (DAC 1, заявлен 18-тонным), он смог бы взяться непосредственно за G.1 R.

Разумеется, это новое поколение танков не заменило бы полностью предшествующие модели. Последние были бы направлены на юг, в качестве колониальных машин, в основном в Северную Африку на итальянский фронт.

Что касается танков последующего поколения, было уместно воспользоваться накопленным технологическим потенциалом программы G.1. 22 декабря 1939 было принято решения выбрать модель Рено и принца Понятовского. Последняя при этом предназначалась исключительно для испытаний ввиду интереса, который представляла ее электрическая трансмиссия. Таким образом, Рено был выбран единственным разработчиком будущего танка G.1.

Программа Келлера, давая добро на постройку прототипа Рено, взяла тем самым страховку на будущее, пускай машина Рено и не отвечала требованиям текущих программ. Кроме того, была заявлена будущая программа, контуры и сроки которой еще подлежало уточнить.

Это "видение будущего", приятное генералу Гамелену, было подтверждено запиской от 1 апреля 1940 о ходе работ над прототипом G.1 R:

"- детали брони в производстве у Шнейдера, будут готовы к июлю;

- исключительно современная подвеска;

- 350-сильный двигатель проходит стендовые испытания (от B.1ter, Рено работает над 400-сильным);

- коробка передач находится в изготовлении;

- завершение проектных работ в мае 1940;

- завершение сборки в сентябре 1940;

- масса танка от 30 до 35 тонн".

На тот момент, хотя не осталось никаких тому архивных подтверждений, было похоже на то, что башня Рено если и не была отвергнута, то была дублирована, поскольку в записку уточнялось: "предусмотреть башню ARL". Данную ситуацию можно объяснить тем, что масса псевдо-башни Рено оказалась порядка 5 тонн, что практически равно такой характеристике башни ARL (5,7 т). Несмотря на сотрудничество с Пюто, проблема балансировки, необходимой для ведения огня с хода, не была решена в Бийянкуре, в отличие от Рюэля.

Таким образом, прототип танка G.1 R мог быть испытан во второй половине 1940 года. Предполагая, что его принятие на вооружение могло быть объявлено в начале 1941, и принимая во внимание примерно 18-месячный период подготовки к серийному производству, первые поставки могли быть произведены в середине 1942, т.е. к началу прорыва линии Зигфрида. Таким образом, массовое применения танка относилось бы к генеральному наступлению весны 1943 с Берлином в качестве конечной остановки.

Так что не удивительно, что 15 мая 1940 подуправление танков с чистой совестью отмечало, что танк G.1 R "представляет интересные решения, однако не соответствует текущим программам".

А если…

Разумеется, мы не можем не задаться вопросом, что случилось бы с танком G.1 R, если бы…

Несколько хаотичный характер развития программы G.1 тем не менее, позволяет нам произвести экстраполяцию на основе гипотезы о неудаче немецкого наступления на нашем северо-востоке весной и летом 1940.

Рискуя огорчить наших читателей, считаем, что дальнейшее развитие не слишком отличалось бы от запланированного. Фактически, неудача немцев лишь подтвердила бы идеи Гамелена относительно современной войны. Первоначальные успехи немцев были бы объявлены "достойными сожаления инцидентами", которые не только не поставили бы под вопрос французскую стратегию, но и освятили бы ее. Генерал Гамелен, определенно будущий маршал Франции, тщательно готовил бы большое наступление 1942-1943, как и планировалось, тем более, что неудача немцев была бы его победой.

Кто тогда рискнул бы противоречить ему? Тандем Гамелен-Даладье определенно одержал бы верх над командой Рейно-Де Голль. Последний переживал бы провал своих теорий, безуспешно примененных врагом.

В любом случае, в технической точки зрения поражение немцев подтвердило бы:

• превосходство французских танков;
• правильность стратегии их использования;
• обоснованность текущих производственных программ.

Кроме того, внимание было бы уделено следующим пунктам:

• увеличение запаса хода;
• расширение применения радиотелефонов на машинах;
• расширение применения интерфонов;
• усиление противотанковой составляющей с установкой 50-калиберной 47-мм пушки в башне;
• форсирование разработок двух- и трехместных башен.

Последние пункты уже находились в достаточно зрелой стадии проработки в 1940 в виде:

• модифицированного Сомюа S 40 с двухместной (32-клб 47-мм пушка) или трехместной (50-клб 47-мм пушка) башней;
• танка В 40 с трехместной башней с 50-клб 47-мм орудием.

Эти проекты, находившиеся в разработке, определенно дали бы рождение дальнейшему развитию танков с 75-мм, а затем – 90-мм пушкой в башне.

В том, что касалось бы танка G.1 R, требования экипажей 75-мм орудия в башне (по образцу PzKpfW IV) определенно ускорили бы развитие программы. В лучшем случае, и принимая во внимание несократимый период сборки прототипа (готовность в сентябре 1940), производство могло быть начато не ранее второй половины 1941. Таким образом, выигрыш составил бы шесть месяцев.

Со временем, 75-мм пушка Пюто (32 клб) определенно уступила бы место 40-калиберной 75-мм пушке Буржа (ABS), разработанной на основе ствола с баллистикой зенитного орудия обр. 1928 (750 м/с начальной скорости), который уже был адаптирован к наземным целям в 1940 (75-мм орудие с лафетом кругового обстрела обр. 1939, второй вариант) посредством, в частности, разработки 75-мм бронебойного снаряда обр. 1940, приспособленного к гильзе патрона зенитного орудия. Эта разработка была продолжена в реальности в период оккупации и дала рождение 40-калиберной 75-мм пушке обр. 1944, устанавливавшейся на прототипах тяжелого танка ARL 44.

Таким образом, в 1942 G.1 R мог бы быть с технической точки зрения современником Т-34 и Шермана, превосходя их по огневой мощи и способности ведения огня с хода.

Далее:

• http://vif2ne.ru/nvk/forum/0/co/1737272.htm
• http://vif2ne.ru/nvk/forum/0/archive/1502/1502756.htm
• http://vif2ne.ru/nvk/forum/14/co/1739387.htm